Table of Contents
— Не заслужила ты подарка! — отрезал муж при гостях. Ответ Нади вызвал смех
Надя проснулась в то утро с каким-то нехорошим предчувствием . Десять лет. Круглая дата. Оловянная свадьба — как в Википедии написано. Хотя кто, чёрт возьми, эти названия придумывал? Оловянная. Будто что-то хрупкое, легкоплавкое.
Она лежала, смотрела в потолок и думала: надо встать, начать готовить. Родители Игоря приедут, друзья-подруги. И нужно всё успеть.
— Игорь, — позвала она. — Вставай. Помоги хоть с чем-нибудь.
Он перевернулся на другой бок.
— Ты же сама справляешься всегда.
Надя вздохнула. Встала. Пошла на кухню босиком — холодный пол, холодный кафель под пятками, и это как-то отрезвляло. Разбудило окончательно.
Надя достала из холодильника курицу, начала мыть, резать. Механически. Руки делали своё дело, а мысли — своё.
Когда это произошло? Когда он перестал замечать её усталость? Когда она перестала ждать от него сюрпризов?
Может, когда родилась Лизка? Нет, раньше.
— Мам, а что сегодня будет? — дочка вылезла из своей комнаты, заспанная, волосы торчком.
— Гости, — коротко ответила Надя. — Празднуем с папой десять лет.
— Круто! А подарки будут?
Подарки.
Надя усмехнулась.
— Не знаю, солнце. Может быть.
Хотя нет. Знала она. Не будет подарков. Игорь за последние годы дарил ей только то, что она сама себе выбирала и в корзину на сайте клала. А потом он просто оплачивал. И это называлось «твой подарок, дорогая».
Романтика!
День пролетел как в тумане. Надя готовила, убирала, накрывала стол. Игорь помог только тарелки расставить — и то после третьей просьбы.
К вечеру квартира наполнилась голосами, смехом, запахом духов и вина. Пришли все. Родители Игоря — при параде, мама его в жемчугах, отец в пиджаке. Друзья — шумные, весёлые, с бутылками. Подруги Нади — Ленка с Катькой, обе с мужьями.
Тосты. Речи. Поздравления.
— За молодых!
— За любовь!
— За десять лет счастья!
Надя улыбалась. Кивала.
И вот где-то между третьим и четвёртым тостом она вдруг не выдержала. Может, вино развязало язык. Может, просто накопилось.
— Игорь, — сказала она громко, чтобы все слышали. — А где же мой подарок?
Она сказала это игриво. Почти шутливо. С улыбкой.
Но в глазах его она увидела раздражение. Мгновенное такое. Как вспышка.
Он отложил вилку.
Посмотрел на неё.
И выдал:
— А вот не заслужила ты подарка!
Надя замерла с бокалом в руке. Смотрела на мужа. А он смотрел в тарелку — и в этом взгляде было всё: усталость, привычное раздражение, какая-то обыденная жестокость.
Секунда. Две. Пять.
Гости переглядывались. Кто-то кашлянул. Кто-то неловко потянулся за салатом.
А Надя просто сидела. Смотрела на тарелку.
— Игорь, ты серьёзно? — это подруга её, Ленка, не выдержала. — При всех вот так?
Он пожал плечами. Налил себе вина.
— А что такого-то? Правду сказал.
Надя медленно подняла голову. Посмотрела на него. И вдруг засмеялась. Тихо сначала. Потом громче.
— Надь, ты чего? — муж нахмурился.
— Да так, — она встала с бокалом в руке. — Просто вспомнила кое-что.
Все замерли.
— Знаете, друзья, — начала Надя, и голос её звучал странно. Спокойно. Даже весело. — Я вот сейчас подумала. А ведь Игорь прав!
Он растерянно посмотрел на неё.
— Вот правда — не заслужила я подарка! — продолжала она. — Потому что, ну что я такого сделала? Растила нашу Лизку? Ну, это ж обязанность. Стирала, готовила, убирала — да фигня всё это! Его носки искала по утрам — так это ж любовь, правда ведь?
Катька фыркнула в салфетку.
Игорь покраснел.
— Надя, хватит.
— Нет, подожди! — она повернулась к гостям. — Давайте выпьем! За мужчин! За тех, кто помнит о подарках! За тех, кто ценит своих жён! За тех, у кого хватает, — она сделала паузу, — совести не унижать женщину при гостях!
Тишина была оглушительной.
А потом…
— Поддерживаю! — выкрикнул Серёжа, друг Игоря. Встал с бокалом. — Браво, Надюш!
— И я! — это Максим, другой приятель.
— Да уж, Игорь, ты загнул, — пробормотал отец жениха.
И понеслось.
Первым двинулся Серёга.
Он встал, слегка качнулся — вино своё дело сделало — и поднял бокал.
— Надюха! — выкрикнул он. — Вот как я тебя понимаю! За женщин! За тех, кто терпит наше мужское хамство и всё равно остаётся рядом!
Чокнулся с ней. Выпил.
Катька, его жена, смотрела на него с такой благодарностью. Будто он сейчас спас весь мир.
— Серёж, я в гараж сбегаю! — крикнул Максим, вскакивая. — У меня там цветы в машине! Для Светки купил, но… она простит!
И рванул.
Надя стояла. Не верила происходящему. Мужчины — те самые, которые полчаса назад спокойно жевали салаты — вдруг зашевелились, ожили, заговорили.
Максим вернулся с букетом. Белые розы. Немного помятые, но всё равно красивые.
— Держи, Надь. Ты — молодец. Правда.
Она взяла цветы. Прижала к груди. И расплакалась.
Просто стояла посреди комнаты с букетом в руках — и рыдала как дура.
— Эй, эй, не плачь! — подбежала Ленка. — Ты что? Давай сюда, я в вазу поставлю.
Но Надя не отпускала букет.
— Спасибо, Макс, — прошептала она. — Спасибо тебе.
Игорь сидел. Молча. Бледный. Смотрел на жену — и не знал, что делать. Вокруг неё толпились мужики. Дарили ей внимание. То самое, за которым она к нему десять лет ходила — и не получала.
Папа Игоря встал. Достал из сумки открытку.
— Надюш, прости за сына, — тихо сказал он. — Вот тебе хоть это. С юбилеем.
На открытке была нарисована пара. Держатся за руки. Улыбаются. Надпись: «Любовь живёт десять лет и дольше».
Надя взяла открытку. Прочитала. Улыбнулась сквозь слёзы.
— Спасибо, Михаил Петрович.
А потом началось безумие.
Миша, коллега Игоря, полез в карман и достал шоколадку.
— Я для себя брал, — признался он. — Но Надежда её заслужила больше!
Оля, жена Миши, фыркнула:
— Да брось ты! У тебя их дома коробка целая!
— Ну и что?! — возмутился Миша. — Надюхе подарок сделать хочу!
Игорь смотрел. И с каждой минутой лицо его становилось всё мрачнее.
Мужчины — его друзья, коллеги, родственники — вставали один за другим. Приносили Наде подарки. Нелепые, смешные, но такие искренние.
Дядя Витя отстегнул брелок с ключей — маленького деревянного мишку.
— На счастье! — сказал он. — Мне батюшка в монастыре освятил. Пусть тебя хранит!
Даже Лизка, дочка, побежала в свою комнату и вернулась с рисунком.
— Мам, это тебе! Я сегодня нарисовала!
На рисунке — мама. В короне. С надписью: «Лучшая».
Надя присела на корточки. Обняла дочку. Прижала к себе.
— Спасибо, солнышко. Спасибо.
Игорь встал. Резко. Стул упал позади с грохотом.
Все замолчали.
— Хватит! — крикнул он. — Хватит этого цирка!
Серёга медленно встал.
— Игорь, ты чего творишь? Жену при всех унизил. А теперь ещё и орёшь? Совсем того?
Максим кивнул:
— Да уж. Некрасиво, брат.
Свекровь — мама Игоряа — вцепилась сыну в рукав.
— Игорёк, что ты! Успокойся! Люди же смотрят!
Но Игорь выдернул руку.
— Отстаньте!
И ушёл. На балкон. Хлопнул дверью.
Гости переглянулись. Стало неловко.
А Надя вытерла слёзы. Посмотрела на свои «подарки»: букет, открытку, шоколадку, брелок, рисунок дочки.
Улыбнулась.
— Девочки, мальчики, — сказала она тихо. — Спасибо вам. Правда. Я не ожидала, не думала.
Ленка обняла её за плечи.
— Да ладно тебе. Мы же все понимаем. И мужики нормальные — они тоже понимают.
— Точно! — поддержал Серёга.
Праздник продолжился. Но атмосфера изменилась. Люди говорили. Делились историями. Женщины рассказывали про своих мужей — про ошибки, обиды, недопонимания.
Катька призналась:
— Серёжа мне три года подряд дарил одни и те же духи. Я ему намекала, что хочу другие. Не понимал. Пока я ему прямо не сказала: хватит, не нравятся мне эти духи!
Оля рассмеялась:
— А Миша забыл наш первый юбилей! Совсем! Пришёл с работы — а я стол накрыла, свечи зажгла. Он такой: «А что, праздник?» Я ему чуть не сковородкой по башке!
Мужчины слушали. Переглядывались.
Дядя Витя вздохнул:
— Да. Мы, мужики, иногда такие бараны. Жёны наши святые — терпят нас.
Игорь сидел. Слушал. И с каждым словом чувствовал, как внутри что-то сжимается. Стыд?
Или просто понимание того, что он — идиот?
К концу вечера, когда последние гости расходились, он подошёл к Наде. Она стояла на кухне, мыла посуду. Устало так. Плечи опущены.
— Надь.
Она не обернулась.
— Прости. Я дурак. Правда.
Тишина.
— Прости меня. Я не хотел, то есть, я не думал, — слова путались. — Господи, Надя, прости!
Она выключила воду. Повернулась.
— Знаешь, Игорь. Я столько лет ждала, что ты скажешь это. Просто извинишься. Без оправданий. Без «ну ты же понимаешь». И вот — дождалась.
Он шагнул ближе.
— Я всё исправлю. Обещаю.
— Посмотрим, — она устало улыбнулась. — Иди спать. Я доделаю и приду.
Он кивнул. Развернулся. Пошёл.
А Надя осталась стоять. Смотреть в окно. На ночной город. На огни. На своё отражение в стекле.
Устала она.
Очень.
Но сегодня произошло что-то важное. Что-то, что изменило всё.
Утро началось со звонка будильника. Надя потянулась, открыла глаза — а на подушке рядом. коробочка. Маленькая. Бархатная.
Игорь сидел на краю кровати. Смотрел на неё.
— Открой.
Она взяла коробочку. Медленно. Открыла.
Внутри — кулон. Золотой. Изящный. С гравировкой: «Наде. С любовью. И.»
— Я заказал его месяц назад, — тихо сказал он. — Просто хотел сделать сюрприз. Ждал момента. А потом, вчера я испортил всё. Как всегда.
Надя смотрела на кулон. Потом на него.
— Игорь.
— Подожди. Дай договорю. Я понял кое-что. Ты десять лет рядом. Ты — лучшее, что у меня есть. И я это забыл. Привык. Решил, что можно не стараться. Что ты никуда не денешься. Но вчера, когда я увидел, как все эти мужики, как они тебя поддержали. Мне стало так стыдно. Я подумал: я ведь могу потерять тебя. И это — моя вина. Прости меня, Надюш.
Она взяла кулон в руки. Провела пальцами по гравировке.
— Знаешь. Мне не нужны были подарки. Мне нужен был ты. Настоящий, искренний.
— Я буду таким. Я постараюсь.
Она кивнула.
— Ладно. Попробуем.
Он обнял её. И в этот момент Надя подумала: может, десять лет — это не конец.
Может, это начало чего-то нового. По крайней мере у них с Игорем.
Прошла неделя после того памятного вечера. Дом стоял в тишине, но не в той давящей, тревожной, какой она была раньше, — в спокойной, настоящей.
Игорь изменился. Или хотя бы пытался.
Он вставал по утрам раньше неё — готовил кофе, мыл посуду после ужина, стал чаще проводить время с Лизкой. Казалось бы, мелочи — но именно из таких мелочей строится то, что называется уважением.
Надя смотрела на него с недоверием. Она не умела теперь просто верить на слово.
Слишком много лет ждала перемен — и каждый раз слышала: «Да ладно тебе, чего ты опять начинаешь?»
Но теперь Игорь не оправдывался. Он просто делал.
— Мам, а папа теперь всегда такой будет? — спросила Лиза однажды вечером, когда они втроём пекли блины.
— Какой? — улыбнулась Надя, переворачивая на сковороде очередной круглый золотистый блин.
— Ну… добрый.
Игорь, стоявший у раковины, обернулся.
— А я раньше злой был, да?
— Угу, — честно ответила дочка, облизав пальцы. — Всё ворчал, телевизор включал и не разговаривал.
Надя с трудом сдержала улыбку.
Игорь нахмурился, но потом опустил взгляд, словно принял удар.
— Значит, будем исправляться, — сказал он тихо. — Обещаю, больше не буду папой-ворчуном.
Вечером Надя сидела в кресле у окна, тот самый кулон висел на её шее. Маленький, лёгкий, он поблёскивал в свете настольной лампы.
Она крутила его между пальцами и думала: можно ли простить всё сразу?
Можно ли стереть годы холодности, равнодушия, привычного «потом»?
Наверное, нет. Но можно начать заново.
Не как прежде, а иначе — честно, с открытыми глазами.
Через пару дней Игорь предложил:
— Давай куда-нибудь съездим. Хоть на выходные.
— Куда?
— Да хоть в соседний город. В музей, на реку, просто сменим обстановку. Без гостей, без родителей, без всего. Только мы.
Она посмотрела на него настороженно.
— А работа твоя?
— Отпросился.
Надя даже растерялась. Он никогда не отказывался от работы ради неё.
— Ну… ладно, — сказала она наконец. — Попробуем.
Они поехали в Тверь. Сняли маленький номер в гостинице с видом на Волгу.
Ходили по набережной, ели мороженое, смеялись.
Надя ловила себя на мысли, что давно не слышала этого — его смеха. Настоящего, не натянутого.
Вечером они сидели в кафе. На столе — чай, десерт, между ними — лёгкое, почти забытое чувство.
Игорь сказал:
— Знаешь, я думал… может, я всё эти годы просто не понимал, как тебе тяжело. Ты же тянула всё — и дом, и ребёнка, и меня. А я считал, что это само собой.
— Поздно понял, — ответила Надя спокойно.
— Да, — кивнул он. — Но хочу, чтобы теперь было по-другому.
Она смотрела на него и видела — в глазах больше нет прежнего высокомерия, того мужского «да ладно, не преувеличивай».
Было другое — растерянность и страх потерять.
И впервые за долгое время она почувствовала: это разговор двух равных.
Через месяц после юбилея всё стало немного ровнее.
Он действительно изменился: стал чаще интересоваться делами дочери, сам выносил мусор (чего раньше не делал вообще), помогал по дому.
Даже тёще звонил — добровольно!
Но самое главное — он начал говорить. Не отмахиваться, не буркать, а говорить.
Иногда, конечно, в нём прорывался старый Игорь: раздражённый, уставший, с привычным «отстань».
Но теперь Надя не молчала.
Она смотрела прямо и говорила:
— Мы уже через это проходили. Не хочу возвращаться туда.
И он… отступал.
Как-то вечером, когда Лиза заснула, они с Игорем сидели на кухне. Чайник тихо шумел, на столе лежали вафли.
— Надь, — сказал он вдруг. — А ты вообще… счастлива со мной?
Она подняла взгляд.
— Сейчас — да.
— А раньше?
— Раньше — нет. Я просто жила по инерции. Потому что была семья, потому что ребёнок. Потому что думала: ну, у всех так.
— А сейчас?
— А сейчас я поняла, что можно по-другому.
Он кивнул.
— Спасибо, что не выгнала тогда.
— Почти выгнала, — усмехнулась она. — Просто у меня сердце мягче, чем ты думаешь.
Он подошёл, обнял её.
И Надя почувствовала, что впервые за долгое время может не бояться этого прикосновения.
Весной они сделали ремонт в спальне.
Сняли старые обои, перекрасили стены в тёплый песочный цвет. Игорь сам возился с кистями, Лиза помогала.
На стену Надя повесила рамку с тем самым детским рисунком: мама в короне.
А рядом — новую фотографию: трое, на фоне Волги, улыбаются.
Иногда, проходя мимо, она останавливалась, смотрела на снимок и думала:
— Да, жизнь, конечно, не сказка. Но если вовремя сказать «хватит», она может повернуть совсем в другую сторону.
В июле они отпраздновали день рождения Лизы. В этот раз всё было по-другому.
Без пафоса, без показных гостей — только самые близкие.
И когда девочка задувала свечи, Игорь обнял жену и прошептал:
— Знаешь, я тогда подумал, что всё потерял. А теперь понимаю: тот вечер был лучшим, что с нами случилось.
— Почему?
— Потому что ты наконец сказала, что чувствуешь. И я услышал.
Надя улыбнулась.
— Главное — не забывай, что слышать и слушать — это не одно и то же.
Он кивнул.
— Обещаю.
И в тот момент она поняла: иногда даже из самого унизительного вечера может вырасти новая жизнь — если у человека хватает смелости перестать молчать.



